Судьба, которую не обойдешь

По маминым рассказам

Самый старший из семьи – Эдуард Эдуардович, встретивший в этом году 85-летие, является и старейшим жителем этой деревни. Мне посчастливилось лично встретиться с ним и пообщаться по телефону с его сестрой – Еленой Эдуардовной Веселевой, ветераном педагогичес­кого труда, которая проживает в Крутинке, но тоже выросла в Петровке. Восприятие пережитого моими собеседниками с разницей в одиннадцать лет дало понять, насколько сильны не только родственные узы, но и связь с местом, взрастившим их.

- Деды наши по Столыпинской реформе были переселены для освоения Сибири, — начинает рассказ Е. Э. Веселева. – Мою мамочку Эльзу Васильевну родители привезли в 1914-м году из Волынской губернии, это Западная Украина, еще годовалой девочкой. Мама была самая младшая из семерых детей.

Семейство Шульц (такую фамилию Эльза Бастьян носила в девичестве) в Сибирь приехало со всем своим скарбом. Поселились в Алексеевке нашего района. Там она выросла, там и с будущим мужем – Эдуардом Бастьяном познакомилась. И детям рассказывала, как их отец ходил из Марьяновки на свидания к ней.

- Были тревожные, разбойные времена, — продолжает рассказ Елена Эдуардовна. – Мама со смехом вспоминала, как папа смастерил себе дубинку и спрятал ее на подходе к Алексеевке, и мама его до этого места всегда провожала. А вот как папина семья появилась в Сибири, никто точно не знает. Вроде бы они с Южного Урала выходцы. И корни тоже где-то в Европе, судя по фамилии – во Франции. Изначально было Бастиан, а Бастьян – уже на русский лад переделано.

Клубов в деревнях в те годы еще не было, и молодежь собиралась по очереди у кого-то в доме. Такие посиделки назывались «балухи». И вот в один из вечеров Эдуард пришел на «балуху», которая как раз была дома у Эльзы. Дома же свои немцы строили с двумя входами: один парадный, другой хозяйственный. И с хозяйственного двора вошел тогда Эдуард в дом девушки, одним взглядом дал понять другим, что нужно оставить их наедине, и сделал Эльзе предложение.

- Мама с папой тихо поженились, свадьбы не было у них никакой, — восстанавливает в памяти рассказы матери Елена Эдуардовна. – Мама была уже тогда сиротой. Жили в Марьяновке, где в тридцать пятом году и родился мой старший брат Эдик. В тридцать седьмом родилась сестренка Ниночка, которая годовалой умерла от пневмонии.

- Я появился на свет в роддоме, который находился напротив железнодорожного вокзала, потом там был магазин Лушникова, — рассказал Эдуард Эдуардович. – А жили мы на улице Ворошилова. Когда я вернулся из армии, она уже была переименована в честь 40-летия Октября. Омская же улица в моем детстве носила имя Сталина.

В семейном альбоме Елены Эдуардовны Веселевой есть замечательный снимок, на котором Эльзе Васильевне девятнадцать лет. На этом фото вся большая семья – родители, дети, невестки, зятья. И хотя все были простыми работягами, земледельцами, смотрят с этого старого снимка с поистине аристок­ратическим достоинством.

Обучение музыкальному искусству в немецких семьях было традицией. Это считалось естественным, так же, к примеру, как научить ребенка одеваться или правильно держать ложку в руке. Эльза Васильевна играла на струнных инструментах – гитаре, балалайке, мандолине, а ее муж был прекрасным скрипачом. Играли они на всех больших праздниках, будь то свадьба или именины. Эдуарда Ивановича Бастьяна в райцентре очень уважали. Работал он в службе вневедомственной охраны банка, а Эльза Васильевна там же уборщицей. Затем Эдуард Иванович устроился дорожным мастером, участвовал в строительстве федеральной трассы Москва — Челябинск. В 1939-м году у супругов родился второй сын – Виктор, а через год семья переехала в Петровку, поселилась в самом первом домике у грунтовой дороги, ведущей из райцентра, рядом с березовой рощицей.

Отголоски трудармии

О том, как семилетний Эдик и четырехлетний Витя в один момент остались одни, Елена помнит по рассказам брата и скупым воспоминаниям мамы. С началом войны родителей одного за другим призвали в трудармию. Погибнуть с голоду и холоду детишкам не дали сердобольные соседи. А в скором времени опеку над ними взяла мамина сестра Ольга.

Эдуарда Ивановича комиссовали через одиннадцать месяцев с туберкулезом легких. А история Эльзы Васильевны, всей душой стремившейся домой, к детям, не оставит равнодушным никого. Работала она на танковом заводе токарем. Труд­армейцы имели право по очереди съездить навестить родных, собрать вещи, продукты с собой. Однажды и Эльзу Бастьян под конвоем привезли домой. Из ее рассказов дочь помнит, как председатель колхоза вступился за женщину, мол, она дома больше сделает для фронта, чем в трудармии. Уговорил конвоиров сделать так, чтобы Эльза могла вернуться домой и работать в колхозе.

Во время остановки на станции Исилькуль конвойный сказал Эльзе, мол, выйди подышать и якобы отстань от поезда, сама же садись на «ветку» (тогда так называли пригородные поезда) и езжай до дома. И едва женщина успела выйти из вагона, откуда ни возьмись – сотрудники НКВД. Арестовали и отправили под трибунал за побег.

- Помню, как мама рассуждала: «Омская тюрьма стала поистине моим спасением. Если б я осталась в трудармии, то погибла бы». Там выживали женщины, умевшие угождать конвоирам, представляете, какой ужас творился… — Говоря о судьбе матери, Елена Веселева не может сдержать слез. – В тюрьме заключенные разгружали баржи, поезда с зерном, шедшие с Алтая. А тюремный охранник человечный был, разрешил им тайком набирать с собой зерна. Кормили в тюрьме очень плохо и редко, потому, благодаря этим припасенным зернышкам, они там и выжили.

В июле 1946-го года у Эдуарда Ивановича, ослабленного болезнью и у его жены, измученной шестилетним тюремным сроком, на свет появилась дочка Леночка. А в августе этого года Эльза Бастьян уже метала сено в копны на колхозных полях.

Под родным крылом

- Мама даже не помнит, чем меня тогда кормили, но меня на самом деле поцеловал Господь, подарив жизнь, — убеждена Елена Эдуардовна. – Папа умер в октябре сорок седьмого, и все свое детство я провела под крылом двух замечательных старших братьев – Эдика и Вити.

Мальчишки вместе с матерью пасли общественный скот, маленькую сестренку тоже брали с собой. Эдуард перенял от деда по материнской линии умение мастерить из дерева и делал игрушечную мебель для Лениных кукол.

- Помню себя с пяти лет, — продолжает моя собеседница. – Бывало, старшие и дома одну меня закрывали, а соседка тетя Лена – жена путевого обходчика – все подкармливала меня через форточку.

К одиночеству Лена привыкла рано, и оно ее не пугало, а напротив, пробуждало фантазию. Найдет дома баночки, скляночки разные, расставит в ряд и даст имена – Маша, Таня, Вася… А с семи лет, как говорит она сама, детство «поскакало за телячьими хвостами». Эльза Васильевна работала телятницей, тридцать голов было на ее попечении. Вот и дети вместе с ней пасли, поили и кормили колхозных телят. С тринадцати лет Лене уже доверяли пасти стадо самостоятельно. И гнала коренастая рыжеволосая пацанка телят на луг, неся под мышкой увесистый том Аркадия Гайдара. Помнит она и как кино показывали… на конюшне: приезжал киномеханик, натягивали большую белую простыню и крутили фильмы. И когда однажды привезли индийскую кинокартину «Бродяга», брат Виктор сказал: «Сопля еще, нечего там делать!». А Лена, сорванец в юбке, подложила ему в отместку колючки от репейника в постель. Подшучивали и братья над сестричкой, но они же были для нее, выросшей без отца, настоящими защитниками.

- К их мнению я всегда прислушивалась, — признается Елена Эдуардовна. – Это же Витя не дал мне поступить в строительный техникум: «Вот еще! Будешь в штанах по лесам лазить! Иди лучше детей учи». Так и выбрал для меня ключевое направление по жизни.

Виктор Эдуардович, по словам его сестры, унаследовал все творческие способности родителей:

- Он был интересный внешне, музыкально одаренный. А родился с пороком сердца, правда, выяснилось это уже в подростковом возрасте. Учился брат в семилетке, это в Старой Шараповке, где раньше был детский дом. В той же школе позже училась и я. Может, не очень он был грамотным, но писал он уж очень красиво. И как-то раз был оставлен на осень по русскому языку. Отстающим ученикам было положено заниматься летом, но занятия Витя пропускал, потому что надо было помогать маме.

Потому и не удалось Виктору подтянуть русский язык. И в комсомол его не приняли из-за низкой успеваемости да из-за того, что ляпнул как-то на собрании что-то свободолюбивое. В итоге исключили из школы. Помог тогда парню школьный учитель – Корней Петрович Изаак, который похлопотал, чтобы взяли Виктора в артель инвалидов, с которой и берет начало история Марьяновского комбината бытового обслуживания. Тогдашним семиклассникам было лет по пятнадцать, это уже были вполне самостоятельные люди, выросшие в суровое военное время. И Виктор, днем зарабатывая себе на хлеб, после работы посещал занятия в вечерней школе. В артели, где он получил профессию портного, раскрылся в нем и талант модельера. Школу Виктор Бастьян окончил успешно и подал документы в Мос­ковский технологический институт.

- Если бы не погиб мой брат, я уверена, был бы знаменитым не хуже Вячеслава Зайцева или Валентина Юдашкина, — продолжает вспоминать Елена Эдуардовна. – Погиб он 27 июня в День молодежи, утонул на озере Желтое. А в сентябре этого года пришла бумага из Московского технологического института, сообщавшая, что мой брат Бастьян Виктор Эдуардович туда зачислен.

Уголок детства

Красивой, ухоженной и чистой запомнилась Петровка Елене Эдуардовне. Односельчане, большей частью немцы, как вспоминает она, всегда старались сделать свой двор лучше, чем у соседа.

- Были будто соревнования у жителей, кто лучше изгородь покрасит, — с улыбкой вспоминает Елена Эдуардовна. – У каждого дома были сирень и акация, а больших цветников, как нынче любят, не было. Состояла Петровка из одной улочки, представлявшей собой роскошную тополиную аллею – широкую, чис­тую. В «Омской правде», помню, даже большая публикация была, посвященная деревне, с названием «Петровские тополя».

- Говорить по-немецки я научился именно в Петровке за две недели у местных ребятишек, — улыбается Эдуард Эдуардович.

По словам Е. Э. Веселевой, выговор петровских немцев был литературный, берлинский, в то время как жители Старой Шараповки говорили на провинциальном «минимитском». Новошараповцев же называли «швабами», они говорили на диалекте поволжских немцев. По словам мамы, бабушка Елены говорила на смеси украинского, белорусского, немецкого, русского и польского языков. Если же сама Эльза Васильевна заговорит на немецком – про нее говорили, что она не немка, а стоит заговорить ей по-русски, всем слышался немецкий акцент.

Отношение к немцам в советском обществе в послевоенное время было неоднозначным, и это семья Бастьян испытала на себе в полной мере. В армию Эдуарда Эдуардовича взяли каким-то чудом, обычно парней из немецких семей не принято было брать. И когда маленькая Лена с мамой ходила по людным местам Омска, например, по универмагу «Детский мир», то знала, что на немецком лучше не разговаривать.

Однако в родной деревне жилось привольно. Все доверяли друг другу, и двери никто не запирал на замок.

- Папа рассказывал, как мимо деревни постоянно кто-то ехал – то на лошадях, иногда и машины шли… — Продолжает Елена Эдуардовна. – И, если кто постучится в наш крайний дом, попросится на ночлег, родители никогда не отказывали, и нам всем это передалось. «Добрый человек постучится, а злой залезет», — так папа говорил маме. Сколько путников находило приют в доме нашего детства – и не счесть.

Ностальгией в душе вспоминаются ей годы беззаботной ранней девчоночьей юности в деревне. Огород, заготовка дров, хозяйство – хлопот хватало. Но и времени на самодеятельность тоже. Лена Бас­тьян была заводилой, настоящим вождем петровского племени. Был в Петровке и фруктовый сад, куда Лена вместе с другими деревенскими сорванцами лазили за яблоками. Таскали их еще зелеными, неспелыми.

- Конечно, сторожиха, которую мы звали тетя Гульда, не отказала бы и сама дала нам яблок, но вот хотелось нам какого-то адреналина. А потом эти яблоки пекли на костре, и вкус у них был незабываемый, лучше всяких заморских сладос­тей. Помню, у озера Желтое было большое плодоовощное хозяйство колхоза «Дружба», ведал им дядя Гренц. У немцев все друг друга по фамилии почему-то называли, так уж повелось.

Школьная юность

С седьмого класса Елена Бастьян училась в Марьяновской средней школе, тогда еще единственной, располагавшейся по улице Омская. Двухэтажная школа, насчитывавшая более тысячи учеников, работала тогда в три смены, а в каждом классе обучалось по четыре десятка ребят. Сначала Лена ходила пешком из Петровки, потом жила на квартире на южной стороне.

Тепло вспоминает она своих учителей, которые, конечно же, повлия­ли на жизненный выбор:

- Немецкому нас учил Адам Иосифович Шиберт. Когда-то он был военным переводчиком. Давал нам разные газеты, и мы их переводили. А Иван Иванович Соколов, директор школы, вел историю. Он после ранения на войне прихрамывал на одну ногу, потому всегда садился на край парты, вытянув ее, для удобства. И вот как-то на экзамене он сказал: «А Леночка, наверное, пойдет у нас на ин. яз.» Этот момент стал судьбоносным для меня, учителя немецкого языка со стажем в сорок пять лет. Замечательным историком была и Валентина Васильевна Кусьянова, а ее сестра – Евгения Васильевна – учила меня литературе в Шараповской школе. Физику преподавал Кузьма Павлович Карпенко, химию вела его сестра Анна Павловна, а его дочь Лариса училась со мной в одном классе. Завучем был Андрей Абрамович Зинченко – очень строгий дядька, единственный, кого боялись в школе. А его жена – Алевтина Захаровна — преподавала математику. Иногда ее замещал Иосиф Дмитриевич Лиошенко – очень душевный человек. Помню, как он вместе с другими учителями-мужчинами ездил с нами на уборку картофеля и свеклы, что было в традициях школы.

Вдвоем с подружкой поехали они поступать в Саргатское педучилище. Отучились там год, получив диплом учителя начальных классов с правом преподавания математики. А в 1985 году Елена Эдуардовна заочно окончила факультет иностранных языков Омского педуниверситета.

Законы и традиции

В семье у Бастьян было заведено: если переделала все дела, подоила вечером корову, прибрала все – можно идти гулять. Если нужны были деньги, к примеру, на кино, у матери Лена никогда их не просила, а просто брала, сколько нужно. Отношения строились на доверии. Жили и росли в труде.

- Никто нас ни в чем не ограничивал. Домой в шесть утра приходили, и это считалось нормальным. Только, бывало, сомкну глаза, и мама тормошит за плечо: «Лена, вставай, поедем на дойку».

Теплые воспоминания из детства и юности Елены оставили, конечно же, традиции, которым следовали всей деревней. Широко и весело отмечались праздники:

- Дни рождения не праздновали никогда, их будто и не существовало. Но Рождество, Пасху, Троицу встречали всегда. К этим дням мама делала мне подарки. Это либо туфельки были, либо платьице. На столе был насыпной пирог, винегрет, картошка. Каждый что-то готовил и приносил.

А вот как вспоминает светлые праздники своего детства Эдуард Эдуардович:

- Родители заранее сеяли в ящиках овес, и к Пасхе была уже высокая зеленая трава. Мама говорила: «Зайчик придет, яйца принесет». И мы находили в этой травке крашеные яйца. А на Рождество нас ждали подарки от Деда Мороза: кому санки, кому лыжи, кому что, смотря как с достатком дела обстояли.

И в делах сельчане друг друга выручали. Если кому-то нужно было строить дом – то всей деревней копали яму, месили саман. Через год, когда он подсохнет, собирались на стройку уже одни мужики. А женщины затем обмазывали дом глиной, штукатурили. Называлось это прийти на «помочь».

Приятные воспоминания связаны у Елены Эдуардовны с Петровским клубом. Брат Эдуард подрабатывал в семидесятые годы киномехаником, а его жена была бригадиром животноводства, ну и мужу помогала в клубе. Каждый Новый год всей деревней встречали ярко, незабываемо. Ставили большую елку и организовывали стол, на который каждая семья приносила какое-то блюдо: кто-то винегрет, кто-то капусту, кто-то стряпню. Все, кто желал, приходили праздновать, без ограничений по возрасту. Не было там места матерщине, сальным частушкам и шуточкам. Говорили тосты, танцевали, пели песни.

Старший по праву

Когда не стало отца, главой семьи стал Эдуард Эдуардович. В армию его забрали в пятьдесят пятом году, служил в Павлодаре, Новосибирске, Красноярске в строительных войсках. Свой же дом, где выросли дети, где и сам живет он по сей день, он выстроил в 25-летнем возрасте.

С супругой Натальей Адольфовной познакомились в Петровке, прожили вместе 52 года душа в душу, воспитали троих детей. Павел живет в Марьяновке, Василий – в Тюмени, а Елизаветы уже нет в живых.

- Эдик по-настоящему заменил мне отца, — говорит его сестра. – А жена его, Наталья Адольфовна, мудрая, интеллигентная, грамотная женщина, всегда была для меня старшей подругой, почти как мама. Она прошла трудармию на Урале и приехала оттуда с маленькой дочкой, а брат в нее влюбился и в итоге создал семью.

- Детей мы приучали, что слово отца и матери для них закон, — вспоминает Э. Э. Бастьян. – Ну и к труду приобщали с детства. Иначе я не мог, в суровое время ведь вырос. Мать одна была, сестра и брат учились, а я как окончил четыре класса, так и пошел в колхоз. Там научился на тракторе, на комбайне работать, газовиком был, в строительстве участвовал. Раньше учиться не было времени – сел и поехал. Трактора тогда ДТ были, НАТИ, колесные. На разной технике пришлось поработать, а в шестьдесят лет на пенсию ушел. Восемнадцать лет подрабатывал и киномехаником в Петровке и Алексеевке. Работать перестал, когда тяжело уже стало таскать железные банки с кинолентой.

В девяностые годы большинство российских немцев переехали в Германию в поисках лучшей жизни. А Эдуард Бастьян остался. Вот уже много лет он заботится о деревенском кладбище. По его инициативе оно было огорожено, приведено в порядок. Там похоронены его родители, брат Виктор Эдуардович, жена Наталья Адольфовна, падчерица с зятем. Много лет и дома привык он все делать сам. Садит картошку, держит баранов, сам готовит и убирает в доме. Постоянно в делах. А находится свободная минутка, сядет на скамейку у ворот и вздохнет с сожалением:

- Не та уже деревня… Ох, не та! Все уехали в Германию, мало кто тут остался. Я да Габеркорны, да Цветцихи… Теперь вот каются, что уехали. То, что говорят, историчес­кая там Родина – это все сказки. Настоящая Родина – она здесь.

- Юбилей то отмечали? – Спрашиваю я.

- Эээх, да какой там юбилей! – Смеется дедушка Эдуард. – Дети, внуки, правнуки приехали, хоть все вместе собрались, редко такое бывает.

Всего у деда двенадцать внуков и одиннадцать правнуков. И хоть ворчит он порой, что раньше жизнь была лучше, что поколение не то, но вспомнить былое и поведать обо всем хорошем, что было в прошлом, он всегда рад.